РЕКЛАМА НА ФОРУМХАУС Ага, или бы завалились где от усталости, между грядок, например. Как мои знакомые с Украины говорят: "Хорошо, что Бог нам на Украине не дал белых ночей, а то бы мы круглосуточно работали бы, до потери сознания"
И еще Вы обещали показать как волосья для своих красавиц делаете. Если, конечно, не жалко секрет раскрывать
Всем, всем спасибо! Идея с ложками не нова, не моя она... Сначала ложки слегка плавили над свечой, потом красили красками для марморирования.
Как у вас уютно...... вспомнилось детство и старая книжка с рассказами Льва Толстого... почему-то... Очень понравились рассказы. жду продолжения!
Баоша, спасибо за теплые слова. Ну, если публика просит, размещаю еще один рассказ. Правда в сюжете опять присутствует старик. Не подумайте, что у мне все рассказы со стариками, просто этот рассказ мне очень нравится... ЩЕПОТКА СОЛИ Павел сидел за кухонным столом и уныло смотрел в окно. За окном бушевала непогода, и на душе было нехорошо. «Подумаешь, испортился! – мысленно сетовал мальчик. – Я просто вырос и все! Я просто хочу, чтобы со мной тоже считались, тогда и грубостей никаких не будет…» Павел украдкой взглянул на мать – вроде не плачет. Он терпеть не мог, когда очередная перепалка словами вызывала у матери слезы. Наталья, так звали маму мальчика, закончила приготовления к обеду и позвала: – Пантелеич, родимый, иди обедать! Вместо ответа скрипнула комнатная дверь и, придерживаясь стены, в кухню вошел седовласый старец. Павел без стеснения уставился на старика. А чего его стесняться? Пантелеич был слепец. Ослеп старик около полугода назад, и сердобольная Наталья взяла его к себе, почитая своим долгом позаботиться о родственнике. Каким именно родственником приходился ей Пантелеич, она сказать затруднялась, вроде бы двоюродным дядей ее погибшему мужу… – Присаживайся, – хлопотала около старика хозяйка, помогая пододвинуть ближе стул. Но Пантелеич, коснувшись рукой стола, замер на мгновение и стал негромко молиться: – Господи, благодарю Тебя за Твою милость ко мне, за крышу над головой, за хлеб, за соль. Благослови эту пищу и всех живущих в этом доме. Аминь. Старик сел. Павел все так же смотрел на старика, не сводя с него глаз. Вот он, объект его недовольства. И зачем этот дед нужен у них в доме? «За хлеб, за соль – в душе усмехнулся мальчик, – будто ему есть не дают, а только хлебом и солью кормят…» Павел перевел взгляд на тарелку борща, которую поставила перед стариком хозяйка. «А как бы дед Бога стал благодарить, если ему солички подсыпать побольше?» И, улучив момент, пока мама не видит, мальчик кинул щепотку соли в тарелку старца. – Ты, Пантелеич, на меня не сердись, – прервала молчание Наталья, – уж я молиться не стану, не приучена я… Старик в ответ лишь улыбнулся. Обед прошел в молчании. Пантелеич ни словом, ни видом не проявил беспокойства по поводу соли. – Спасибо, Наташенька, за вкусный обед, – закончив трапезу, сказал старик и, вставая, произнес благодарственную молитву Богу. – Благодарю Тебя, любящий Отец, за хлеб, за соль и за заботу. Воздай этому дому Твоими щедротами. Аминь. Мальчик был в недоумении: «Может, он не только слепой, но и вкуса не может различать?» После обеда Пантелеич позвал к себе в комнату Павла и попросил: – Сынок, ты зрячий и читаешь хорошо, почитай мне Евангелие… – Ох, Пантелеич, некогда мне… – Я заплачу тебе пятак, – не дав мальчику договорить, пообещал старик, – читать ведь это тоже труд, а всякий труд должен оплачиваться… Ну, это совсем другое дело! Предложение читать за пятирублевую монету было заманчивым. – Ну, ладно, – делая вид, что идет на уступки, протянул мальчик, – говори, чего тебе почитать… Желая быстрее заполучить обещанный пятак, Павел стал торопливо читать вслух. Многие слова были ему не понятны и как будто наскакивали друг на друга при чтении. Пантелеич раза два поправлял чтеца, а потом попросил: – Давай договоримся, что ты будешь читать медленно, выговаривая каждое слово. – А ты, Пантелееич, и так все знаешь, что здесь написано, раз поправляешь меня. Зачем же это тебе читать? – Чтобы вера моя не угасла, сынок, вера ведь от слышания, – улыбнулся старик. Немного сконфузившись, Павел начал читать медленно, сожалея, что пятак достанется ему не легким трудом. Получив свое вознаграждение, Павел пообещал старику, что будет приходить читать ему Евангелие один или два раза в день, разумеется, за пятак. Теперь мальчик считал слепца не обузой, а источником дохода. – Испортишь мне сына, Пантелеич! – протестовала Наталья. – И так с ним сладу нет. – Нет, Наташенька, – ласково проговорил старик, – я его приобретаю. Вот увидишь, он будет с каждым днем становиться лучше и лучше. Я молюсь за него… – Я бы тоже помолилась, если бы знала, что это поможет, – всхлипнула женщина. – Совсем от рук отбился ребенок, а ведь ему только тринадцать лет! Что же дальше-то будет! И Наталья дала волю слезам. – А ты верь, что Бог изменит его, верь… и молись, только с верою молись. * * * Проходили дни за днями. Павел каждый день приходил в комнату Пантелеича и читал ему из Евангелия по несколько глав. И каждый раз за свой труд он вознаграждался пятаком. Но всякий раз, обедая вместе с Пантелеичем, мальчик старался незаметно от матери подкинуть старику в тарелку соли. Был ли Павел настолько злым и испорченным мальчиком, что так обижал старика? Наверное, он просто не задумывался над своими поступками. Его интересовал только один вопрос: различает старик соленое от несоленого или нет? Не знаю, сколько бы времени так продолжалось, если бы… Однажды ночью мальчик проснулся от какого-то шума в коридоре. На улице что-то сверкало синим светом, вспышками озаряя всю комнату, потом свет пропал. Павел некоторое время лежал неподвижно, прислушиваясь к приглушенным голосам. «Что-то случилось», – наконец решил он и встал с постели. Подойдя к окну, он увидел машину скорой помощи, стоявшую около их дома. Мальчик бесшумно подкрался к двери и приоткрыл ее. Первое что он услышал, это тихий плач матери, она как будто оправдывалась перед кем-то: – Ничего ему не давала соленого, ни острого, ни маринованного… Не знаю, почему так вдруг плохо ему стало. «Соленого!» – испугался Павел. Деду плохо от соленого! А если он умрет? Что будет тогда? Тогда он, Павел, будет виновным в смерти старика, ведь это он не перестает подсыпать ему соль… Между тем в комнате Пантелеича на время все стихло. Мальчик, прикрыв свою дверь, припал ухом к замочной скважине и замер в ожидании. Опять тишина, лишь изредка мальчику казалось, что он слышит слабый стон старика. Но вот в коридор вышел врач и стал надевать свое пальто: – Я сделал все, что мог, – негромко сказал он, – больному должно стать лучше, наблюдайте за ним. И он ушел. Тут мальчик вышел из своей комнаты. – Ты что, не спишь? – вытирая слезы, спросила мать. – Он умрет? Мать посмотрела сыну в глаза, и ей показалось, что она вновь видит своего мальчика добрым и ласковым, каким он был лет пять или семь назад. – А как бы ты хотел? – пытливо спросила Наталья, – он ведь лишний у нас… – Мама! – Павел обхватил маму руками и зарылся лицом в ее халат. – Ничего, – погладила она по голове мальчика, – сейчас ему сделали укол, будем надеяться, что ему полегчает. Мальчик ничего не ответил. Они прошли в комнату и сели на диван, мама накинула сыну на спину свою теплую шаль, а он прижался к ней, как делал это раньше, когда был совсем маленьким. – Когда твой папа погиб, – начала Наталья, – тебе было только три месяца. Пантелеич в то время был зрячим и достаточно сильным. Мои родные отец и мать жили очень далеко и не могли мне помочь, он один был моей опорой. И топливо привезет на зиму, и крышу починит, и забор поправит. Денег никогда не брал, говорил: «Родственники должны друг другу помогать». И не мне только помогал он – многим. Потому теперь и несут для него кто мед, кто свежее молоко, кто варенье… Любят его люди и Бога, Которого он почитает, уважают. За советом к Пантелеичу идут, просят помолиться о себе или о детях. Добрый он… За окном уже начало рассветать, когда Павел вернулся в свою постель. Некоторое время мальчик ворочался с боку на бок, пытаясь уснуть. Тревожные мысли не давали покоя: «А если Бог, Которому Пантелеич молится, рассердится на меня и за мои поступки будет меня наказывать? Если Он есть на самом деле, то обязательно накажет!» Необъятный страх напал на Павла, и он содрогнулся: – Господи, прости меня, – прошептал мальчик, я больше так не буду делать, честное слово, не буду, я обещаю. И Пантелеичу помоги, он так верит в Тебя… Я читал в Евангелии, как Ты исцелял хромых и слепых и еще каких-то заразных больных. Разве Тебе трудно исцелить Пантелеича? Незаметно для себя самого от шепота мальчик перешел в тихий голос, время от времени всхлипывая. То, что он услышал этой ночью про старика, устыдило его. Павлу хотелось все исправить, изменить, вернуть время вспять. – Добрый дед, добрый дед, – умолкая от молитвы, снова шептал он, – зачем ты такое соленое ел? Зачем! И снова, когда на память приходили чудеса Иисуса, о которых мальчик читал Пантелеичу, он начинал молиться Богу. Спустя минут двадцать или тридцать, уставший, но умиротворенный Павел уже безмятежно спал. Пробиваясь сквозь зашторенные окна, солнечный свет заливал всю комнату. Павел открыл глаза и некоторое время лежал, пытаясь что-то вспомнить. «Пантелеич! Скорая помощь! Будем надеятся!» В доме стояла пугающая тишина. Павел вскочил и, шлепая босыми ногами по полу, побежал к комнате Пантелеича. Дверь в комнату была приоткрыта. Мальчик остановился в дверях, прислонившись к косяку. Пантелеич, казалось, спал. Лицо его было бледным и уставшим. Павел постоял немного и хотел тихонько удалиться, чтобы не разбудить старика, но тот окликнул его: – Что же ты не проходишь? – слабым голосом произнес старик. – Я, – запнулся Павел, – я думал, ты спишь. Пантелеич, тебе очень плохо, или уже лучше? – После твоей молитвы, сынок, мне стало лучше, спасибо тебе, что ходатайствовал обо мне перед Богом. Павла от услышанных слов кинуло в жар. Он тихонько прошел в комнату и присел у кровати больного. – Не за что меня благодарить, я очень плохой… Ты даже, Пантелеич, не знаешь, какой я плохой, я… я… – Подсыпал соли в тарелку слепому старику, – тихо улыбнулся Пантелеич. – Откуда ты знаешь? – изумился мальчик. – Тебе твой Бог сказал? – Нет, мой родной, не сказал. Я слепец, но я чувствую движение воздуха и могу понять некоторые вещи, не видя их. Когда ты быстрым движением подсыпал щепотку соли, я чувствовал это. Павел виновато опустил голову: – Прости меня, Пантелеич, я больше не буду так, никогда… Старик с трудом поднял руку и погладил мальчика по руке: – Я простил тебя, я давно простил, – рука устало опустилась на одеяло, – мы с тобой будем большими друзьями, даже братьями, я чувствую это. Однако, поторопись, твоя мама вернулась, я слышал, как хлопнула калитка, и она не одна идет, а ты в пижаме сидишь, беги одеваться… Павел вскочил, с восхищением глядя на старика: – Пантелеич, я приду тебе сегодня почитать, когда ты отдохнешь… – У меня кончились пятаки, – изобразив горестную гримасу, ответил старик. – Нет, Пантелеич, я теперь без пятаков…– мальчик не стал договаривать, потому что и сам услышал на веранде шаги. Он поспешил в свою комнату, чтобы одеться. Если бы мальчик был наблюдательнее, то он увидел бы, как просияло лицо старика. Но он ничего не заметил, да и не до этого ему было. Он чувствовал себя, как на крыльях. Дед простил его! Какой же хороший, этот Пантелеич! Некоторое время в комнате Пантелеича была тишина. Павел подумал, что мама привела к старику врача, чтобы тот осмотрел его. Мальчик сидел на кухне и не торопясь завтракал, хотя время уже приближалось к полудню. Через некоторое время из комнаты Пантелеича вышла мама, глаза ее были заплаканы. – Что! – испугался Павел. – Ему опять плохо! – Нет, нет, – улыбнулась Наталья, – я вышла, чтобы не мешать. Знаешь ли ты, что происходит там, в ком- нате? – и, поймав недоумевающий взгляд сына, продолжила. – Не заслужил ты этого. Пантелеич завещает тебе все, что имеет. Немало завещает… И она обняла своего сорванца, еще не зная, какие перемены произошли с ним этой ночью.
Такие рассказы надо включать в школьную программу, а не ту шнягу, которой сейчас потчуют детей. Спасибо Вам