РЕКЛАМА НА ФОРУМХАУС Однажды крестьянин поехал в город, чтоб запастись инвентарем и живностью для дома. Зайдя в хозяйственный магазин, он купил ведро и наковальню, а позже заглянул на рынок и прикупил двух кур и гуся. И тут он подумал: «А как же я все это понесу?» Бабулька на рынке, что продала ему живность, говорит: - А ты, милок, сделай так: положи наковальню в ведро и неси его в одной руке, гуся – в другой, а курей – подмышками. Ну, мужик так и сделал. По дороге крестьянин встретил молодую пышногрудую красавицу. Девушка подходит к нему и говорит: - Вы знаете, я заблудилась. Вы не подскажите, как пройти в деревню Пупково? - Вам повезло, я как раз иду в эту деревню. Следуйте за мной, пойдем через лес, так короче. - Э-э-э, нет, какой хитрый! Пойду я с вами через лес, а вы прижмете меня к дереву, задерёте юбку и изнасилуете. - Да ты что, милая, с ума сошла что ли?!.. Я несу ведро с наковальней, двух кур и гуся. Как я тебя прижму куда-нибудь, если у меня все руки заняты? - Легко, дурачок! Положишь гуся на землю, сверху ведро, на ведро наковальню, ну а кур – я подержу!
..Если женщины свои намёки будут сопровождать субтитрами, то их личная жизнь может значительно улучшиться.
Любовница была так хороша, что получила в подарок к автомобилю еще и прицеп. Что стало причиной вашего расставания? - Ложь. - А именно? - Я его спросила: "Тебе сахар в кофе положить?", а он ответил: "Ложь". Хочешь, я помолчу? Поверь мне, я еще никому этого не предлагала...
О водке или хорошо, или не пей. Водка - удивительный напиток: вкус постоянно один, а приключения всегда разные! - Интересно, а что будет, если выпить очень много водки? - Будет послезавтра... - А ты знаешь, кто самый лучший учитель пения? - Литр водки! Многие думают, что водка - это выход. Ребята, это вход. - Девушка, а вы водку будете? - Да вы что? Я вообще в рот не беру! - Это конечно жаль, но про водку вы так и не ответили... Водка - это психотерапевт, у которого часы приёма в удобное для вас время. - С одной стороны водку пить хорошо, а с другой - неудобно. - Почему? - А с другой стороны горлышка нет. Хороший собеседник - не только слушает, но и подливает… По статистике 75% звонков в субботу осуществляется с целью уточнить место пьянки. Когда Далю были нужны новые слова, он приезжал в деревню, разбивал на глазах мужиков 2-3 бутылки водки, а потом стоял и записывал. -Ты бы хотел внезапно очнуться в будущем? - Да. - Тогда я вот тут три пол-литра принёс… 100 грамм русской водки заменяют час медитации, а после пол-литра открываются все чакры и третий глаз начинает видеть в каждой женщине красавицу. - Опишите своё отношение к алкоголю одним словом. - Буду. - Здравствуйте, это служба поддержки? - Да. - Мне одиноко и очень тоскливо, всё надоело, хочу напиться! - Поддерживаю. Интеллигентный человек должен иногда напиваться, чтобы выдержать общение с дураками. Э. Хэменгуэй
Много похожих историй, но у нас в роте реально был такой случай. Одного курсанта звали Барзони (откуда-то с Кавказа), у другого (не помню как зовут, не в нашем взводе был) фамилия Вайческаускас или как-то так, из Прибалтики. В общем, ругаются по какому-то поводу, и Барзони говорит так, что мы все услышали: " что ты на меня наезжаешь? Я же тебе не говорю что ты не русский". Мы в осадок и выпали...
(Из подслушанного) сидят две бабульки на лавочке. Одна другую спрашивает: — Ты помнишь, как меня зовут? Другая задумалась и говорит: — Тебе срочно?
— Моя жена — умница: дров наколет, приберет дома, обед приготовит, скотину накормит... — А ты что, сам даже поесть не в состоянии?
Однажды ко мне в купе (вагоны были уже забиты до отказа) положили раненого полковника. Старший военный врач, командовавший погрузкой, сказал мне: — Возьмите его. Я не хочу, чтобы он умер у меня на пункте. А вам все равно. Дальше Пскова он не дотянет. Сбросьте его по дороге. — А что у него? — Пуля около сердца. Не смогли вынуть— инструментов нет. Ясно? Он так или иначе умрет. Возьмите. А там— сбросите... Не понравилось мне все это: как так — сбросить? Почему умрет? Как же так? Это же человеческая жизнь. И вот, едва поезд тронулся, я положил полковника на перевязочный стол. Наш единственный поездной врач Зайдис покрутил головой: ранение было замысловатое. Пуля, по-видимому, была на излете, вошла в верхнюю часть живота и, проделав ход к сердцу и не дойдя до него, остановилась. Входное отверстие— не больше замочной скважины, крови почти нет. Зайдис пощупал пульс, послушал дыхание, смазал запекшуюся ранку йодом и, еще раз покачав головой, велел наложить бинты. — Как это? — вскинулся я. — А так. Вынуть пулю мы не сумеем. Операции в поезде запрещены. И потом — я не хирург. Спасти полковника можно только в госпитале. Но до ближайшего мы доедем только завтра к вечеру. А до завтра он не доживет. Зайдис вымыл руки и ушел из купе. А я смотрел на полковника и мучительно думал: что делать? И тут я вспомнил, что однажды меня посылали в Москву за инструментами. В магазине хирургических инструментов «Швабе» я взял все, что мне поручили купить, и вдобавок приобрел длинные тонкие щипцы, корнцанги. В списке их не было, но они мне понравились своим «декадентским» видом. Они были не только длинными, но и кривыми и заканчивались двумя поперечными иголочками. Помню, когда я выложил купленный инструмент перед начальником поезда Никитой Толстым, увидев корнцанги, он спросил: — А это зачем? Вот запишу на твой личный счет — будешь платить. Чтобы не своевольничал. И вот теперь я вспомнил об этих «декадентских» щипцах. Была не была! Разбудив санитара Гасова (он до войны был мороженщиком), велел ему зажечь автоклав. Нашел корнцанги, прокипятил, положил в спирт, вернулся в купе. Гасов помогал мне. Было часа три ночи. Полковник был без сознания. Я разрезал повязку и стал осторожно вводить щипцы в ранку. Через какое-то время почувствовал, что концы щипцов наткнулись на какое-то препятствие. Пуля? Вагон трясло, меня шатало, но я уже научился работать одними кистями рук, ни на что не опираясь. Сердце колотилось, как бешеное. Захватив «препятствие», я стал медленно вытягивать щипцы из тела полковника. Наконец вынул: пуля! Кто-то тронул меня за плечо. Я обернулся. За моей спиной стоял Зайдис. Он был белый как мел: — За такие штучки отдают под военно-полевой суд,— сказал он дрожащим голосом. Промыв рану, заложив в нее марлевую «турунду» и перебинтовав, я впрыснул полковнику камфару. К утру он пришел в себя. В Пскове мы его не сдали. Довезли до Москвы. Я был счастлив, как никогда в жизни! В поезде была книга, в которую записывалась каждая перевязка. Я работал только на тяжелых. Легкие делали сестры. Когда я закончил свою службу на поезде, на моем счету было тридцать пять тысяч перевязок! — Кто этот Брат Пьеро? — спросил Господь Бог, когда ему докладывали о делах человеческих. — Да так... актер какой-то,— ответил дежурный ангел.— Бывший кокаинист. Господь задумался. — А настоящая как фамилия? — Вертинский. — Ну, раз он актер и тридцать пять тысяч перевязок сделал, помножьте все это на миллион и верните ему в аплодисментах. С тех пор мне стали много аплодировать. И с тех пор я все боюсь, что уже исчерпал эти запасы аплодисментов или что они уже на исходе. Шутки шутками, но работал я в самом деле как зверь... Александр Вертинский, "Дорогой длинною"