Я кидацца буду только в экстренных случаях. Самому галошки нужны и просто так раскидывацца ими не буду.
Я сегодня за грибами собрался идти. Самое время - сначала дождило, потом потянуло теплом. Собирался на совесть. Непромокаемая обувь, бутерброды, бутылка воды, заряженный мобильный. Спойлер Как же в лесу хорошо, граждане и старушки. Мягко пружинит под ногой хвоя, воздух пахнет терпко и нежно – травой и дождем. Небо лишь изредка мелькает в сомкнутых кронах деревьев, плескаясь в глазах голубым и серым. И – никогооооо… Маршрут я отмечал надломленными ветками и кусочками коры. После часа быстрой ходьбы понял, что с грибами у меня в этот раз не сложилось. То ли прятались, то ли решили вырасти позже. Пара сыроежек, какой-то вшивый мухомор и поганки. Вот поганок почему-то всегда много, они охотно лезут в глаза. Мне кажется, у леса с ними какое-то соглашение заключено: отрави пару человек – и выделим тебе в два раза больше квадратных жилых метров. Еще час блуждания – и я начал подумывать о возвращении. Бывает. То пустой вернешься, а через день – рюкзак с полным ведром устанешь тащить. И вдруг – удача! На полянке, замаскированной плотно стоящими елями, жила семья подосиновиков. Я обошел полянку кругом, полюбовавшись оранжевыми шляпками с разных ракурсов, и достал заветный грибной нож. Красуны, а не грибы! Ровная круглая шляпка без единой червивой точки, белые стройные ножки. Впрочем, цвет шляпки показался мне бледноватым. Я понюхал гриб и чуть-чуть надломил. Пахло подосиновиком. Лизнул, чтобы проверить, не горчит ли. Гриб как гриб. - Ты бы еще мухоморов наелся, - услышал вдруг насмешливый голос сверху. – После них такие хороводы верблюды водят – закачаешься. - Кто здесь? – я повертел головой в поисках собеседника. - Кто здесь? – передразнили меня. - Он и грибов-то не видит, не только нас, - отозвались с другого конца поляны. И тут я увидел, кто со мной разговаривает. С нижней ветки сосны мне приветливо скалилась белка, а на дальнем конце поляны сидели два енота. Или барсука, кто их разберет, этих, в полоску. Я выронил гриб и огляделся. Неужели я лизал поганку и теперь просматриваю предсмертные галлюцинации? - Грибы нынче ушли, - сказал тот енот, что справа. Или барсук. – Эти не успели, подзадержались, у них еще внук должен вылупиться. А тут ты, с ножами, потребитель хренов. Правый енот кивнул и показал мне натуральный «фак». Никогда бы не подумал, что у енотов есть средний палец. - А мы тебя сейчас заблудим, - это снова сверху, от белки. – Нечего тут по лесам ресурсы тырить. К тому же, у нас в правительстве есть свои люди. И, между прочим, у вас сейчас заработают законы о недопустимости грибной и рыбной ловли. Надо бы еще запрет охоты продавить, да тут серьезная артиллерия нужна. Ну, при следующем президенте… - А вы знаете, кто у нас президент? – глупо спросил я. Теперь уже какая разница, умираю я или умер. - А кто ж его не знает? – удивилась белка. – Нынешний у вас только за рептилий топит, а на родных медведей ему наплевать. Это тебе повезло, что ты с Михаилом не столкнулся, у него сегодня выезд на пасеку. Он бы тебе рассказал за нашу природу и ресурсы. - Товарищи животные, ну я же не знал, что у вас так все серьезно! – взмолился я. – Ягоды-то собирать хоть можно или они тоже у вас женятся и плодятся? - А ты как думал, - цокнула белка. – Одни вы, венцы творения, умеете трахаться? За кустами зашуршало, и на поляну вышла лиса. Нервно покрутила хвостом, потянула носом воздух. Позвала: - Серый, выходи, у нас тут заседание жильцов. Будем думать, что с этим делать, который не платит взносы в природоохранение. Серый оказался тощим линяющим волком. Он вывалился из-под елки, угрюмо почесал за ухом и чихнул. - Да сожрать его и все дела. Людей можно исправить, только переварив. - Секундочку! – заволновался я, обнаружив себя выброшенным из дискуссии. – Я, между прочим, даже мяса не ем – у меня редкий генетический дефект неусваиваемости животного белка! Я даже бутерброды делаю только с соевой колбасой. Будете? – я вытряхнул из рюкзака съестные запасы. - Я же говорю, только переварить, - сплюнул серый. Он поковырял левой задней ногой в пасти, вытряхивая застрявшую в зубах шишку, и поднялся. И тут мне стало страшно. Нет, я понимал, что брежу. Бредю. Что нет говорящих зверей и женатых грибов. И что я, возможно, лежу сейчас на муравейнике в последнем пароксизме жизни! Но я повернулся и побежал. Сзади хохотала и улюлюкала белка, с визгом ухали еноты или барсуки, пень их разбери, взрыкивал волк. Да, шансов у меня было мало, но я хотел поймать хотя бы один. Свистел ветер в ушах, ветки хлестали по лицу, рюкзак, небрежно накинутый на одно плечо, бился на спине единственным крылом, комары и мухи брызгали от меня в разные стороны в ужасе. Я бежал так быстро, как не бегал даже в детстве. И не заметил оврага, плотно заросшего папоротником и лопухами. Падать было весело и не больно. Повезло, что я не побежал в другу сторону – там было болото. Меня нашли через три дня. Да, искали всем поселком.
Вадя. У меня две пары. В переходе купила и дочь из Кирова привезла Но если будешь кидаться - кидай сюда